|
О РАБОТАХ Текст Моники Лави к выставке Лены Зайдель "Все места святые", 2006,Галерея Аль-ха-Цук, Нетания  Стул, 2006, сухая пастель на бумаге, 108Х230, Фото: Михаэль Амар Лена и волки / Моника Лави
Лена Зайдель выставляет серию из семи работа, выполненных в технике сухой пастели. В работах размером 106 на 230 см (каждая) представлен Иерусалим, по которому бродят своры волков. Блуждающие волки скачут по святым местам, гуляют по стенам Старого города, несутся по Храмовой горе, перепрыгивают через машины, проносятся через индустриальные зоны и стройки. Они разгуливают по городу, являясь, парадоксальным образом и пришельцами и местными обитателями одновременно.
Иерусалим, отраженный в этих работах, выглядит запущенным и враждебным. Перед нами встает город, с трудом сохраняющий красоту своего прошлого; одной из характеристик которого, на сегодняшний день, стали ограждения из колючей проволоки.
В некоторых местах на рисунках проявляются следы, свидетельствующие о человеческой деятельности – машины, старые газеты, книги; даже каталог выставки; консервные банки, коляски супермаркета и всевозможные другие отбросы. Волки бродят по городу словно «свои», и в то же время они подчеркнуто инородны. Зачем же городу инородное присутствие?
И зачем волкам Иерусалим?
Эти работы вызывают в памяти сцены из фильма Терри Гильяма «12 обезьян», где в городе Нью-Йорке, большинство населения которого погибло, заразившись смертоносным вирусом, носятся по улицам ошалевшие дикие звери. Глядя на работы, кажется, что вирус, попавший в Иерусалим, оставил город заброшенным и опустошенным. Словно чья-то невидимая рука прогнала всех жителей вон, оставив город на расправу диким животным. И тут Иерусалим, Золотой Иерусалим превратился в город-призрак. Лена Зайдель решила воспользоваться образами волков в качестве символа будоражащей энергии, способной произвести драматические перемены в окружающей среде. Эта волчья энергия производит апокалипсическое и в то же время раскрепощающее впечатление. Если рассматривать работы в этом аспекте, то можно сказать, что напряжение и тяжесть, свойственные Иерусалиму, ищут разрядки и находят ее в образе стаи волков, гуляющих по городу. Стаи носятся по Иерусалиму, словно игнорируя святость города, его богобоязненность, игнорируя историю тысячелетий, святость иудаизма, христианства и мусульманства. Как ни в чем ни бывало (будто не замечая контекста) стаи волков проносятся мимо всего того, чем насыщен реальный и символический Иерусалим. Вероятно поэтому, в присутствии работ, невольно возникает ощущение, напоминающее святотатство. Кажется, что даже не будучи богобоязненным верующим, можно ощутить некий дискомфорт при виде волков свободно разгуливающих в Святая святых. В книге «Бегущая с волками» психоаналитик Кларисса Финкула Эстас прибегает к образу волка, дабы очертить архетип «дикой женщины» и высвободить при помощи этого образа инстинктивную женскую «самость», скрытую и затертую культурными слоями, законами и самоограничениями. «Здоровая женщина», - пишет Эстас, - очень похожа на волка, она полна жизни, она питает жизнь, она сознательно относится к своей территории, она изобретательна, преданна и любит бродить по лесу». И далее: «Дикая женщина» обладает целительными свойствами… она несет в себе сказки, сны, слова, песни, знаки и символы». В свете сказанного, можно взглянуть на работы Лены Зайдель как на совмещение двух символов, будто бы не имеющих ничего общего друг с другом. Это так до тех пор, пока мы не поставим на место волков саму художницу, и тогда мы сможем узнать в волках представителей творческих сил, представителей духа свободы и поиска того, что лежит за горизонтом.
Волки – это жизненная сила, выпущенная Зайдель в город. Они являются олицетворением здоровых инстинктов, олицетворением душевного и физического здоровья. Волки вносят в город восторг, любопытство, движение и жизнь. Волки, как образ силы души, стремятся исцелить израненные улицы.
В композициях Лены Зайдель наблюдается своенравная игра с масштабом, вносящая в реалистичный стиль работ отпечаток иллюзорности и фантастичности. И поэтому Иерусалим иногда кажется уменьшенной во сто крат моделью самого себя. Кажется, что на листах сделаны зарисовки с макета Иерусалима, а не с реально существующего города. Подобная игра с масштабом ставит зрителя в непривычную позицию наблюдения. Чувство неудобства усиливается при учете вроде бы совсем неподходящей, камерной техники сухой пастели, выбранной Зайдель для ее огромных работ.
Рассыпчатость пастели, ощущение «скрежета» мела по бумаге, некая «потерянность и беззащитность» пигмента на листах, - все это создает впечатление, как будто на скромную технику сухих мелков была возложена непосильная по размаху задача. Все вместе взятое усугубляет ощущение нестабильности и диссонанса, исходящее от работ. И все же, зрелище бродящих по Иерусалиму волков сопровождается очистительным эффектом катарсиса. Будто сами святыни и священные символы молят о своем спасении и освобождении от пут цивилизации и наносной культуры. Кажется, что город просит и взывает, от имени Бога и человека, о возвращении своего первичного значения, которое существовало задолго до современных захватчиков и освободителей.
Перевод с иврита Л. Зайдель, 2006
«СУХАЯ РОМАНТИКА»
Одед Зайдель выставляет живописные работы и шелкографии, большая часть которых были сделаны за последний год.
Работы Одеда очерчивают городские окраины, индустриальные зоны, стройки с бетономешалками, подъемными кранами, грузовиками и тусклыми уличными фонарями.
Работы Одеда сделаны размашистыми быстрыми мазками, полными уверенности и точности. В определенном смысле сам живописный слой краски и является здесь главной «темой»: оттенки цвета, композиции линий, особый способ наложения слоев краски, - вся эта вместе взятая «сделанность» оказывается здесь наиболее существенной.
Работы Одеда явно ведут диалог с израильской живописью начала 80-х годов, в особенности, с насыщенными цветом работами Габи Клейзмера и Ицхака Ливне. Эти художники «прорвались» в пространство израильского искусства после долгих лет концептуальной засухи. Возможно поэтому, на первый, беглый взгляд, работы Одеда кажутся анахронизмом, но, присмотревшись, убеждаешься, что перед нами уникальное явление.
Зайдель начал рисовать три года назад, когда ему было уже за сорок, и с тех пор он рисует безостановочно. Его творческий путь представляет явный интерес: бывший студент факультета визуальной коммуникации «Бецалеля» 80-х годов вдруг возвращает себя посредством стиля работ, через 20 лет на отделение живописи тех времен к преподававшим там учителям (т.е. к Г.Клейзмеру и И.Ливне). Оказалось, что таким образом была выбрана точка отсчета, и начался «второй раунд» на ринге искусства.
Одним из ведущих мотивов в работах Одеда является освещение. Освещение может быть естественным или искусственным, но оно всегда ощутимо присутствует. Освещение, создавая глубокие, драматичные тени, накаляет атмосферу работ и, таким образом, противостоит внешней небрежности рисунка. И тут оказывается, что Зайдель создает цветотеневые драмы, обходясь без драматики сюжета. Он затрагивает тему одиночества и пустоты, не впадая в пафос, прикасается к смерти, не говоря ни слова напрямик.
В работах нигде не наблюдаются человеческие фигуры. Однако, вглядываясь в эти безлюдные ландшафты-декорации, мы ощущаем некий вакуум, вызванный напряженным отсутствием главного героя. И все же, человеческое присутствие проникает в работы при помощи формалистических намеков, как бы невзначай.
Часть работ горизонтального, предельно узкого формата создает даже впечатление некоторой клаустрофобии. Если предположить, что вытянутый вертикальный формат является символом жизни и роста, то – вытянутый горизонтальный, - возможно, вызывает ассоциации с пассивностью и смертью. Горизонтально вытянутые в узкую полосу работы приглашают зрителя заглянуть вовнутрь и, в то же время, как бы выталкивают его наружу, так как зритель моментально оказывается вовлеченным в головокружительный водоворот заборов, стен, балок, фонарей и камней, которые не позволяют ему добраться до горизонта. А наличию горизонта и неба в работах Зайделя всегда отводится особое место. Светлое ли небо, темное ли, как правило, - путь к нему в композициях заблокирован. Кажется, что небо – это то самое место, куда устремляется вся энергия рисунка, куда притягивается взгляд зрителя, но оказывается, что небо играет здесь роль неосуществимого заветного желания. Оказывается, что на пути к небу, везде возникают препятствия. Небо видимо, заметно, оно создает атмосферу и настроение рисунка, но оно пока недоступно.
Работы Одеда в основном базируются на фотографиях. Зайдель фотографирует урбанистические фрагменты и позже превращает их в свободные живописные интерпретации. Создавая рисунок на основе фотографии, Одед, как правило, удаляет детали, убирает текстуру, изменяет композиции и манипулирует с реальностью, доводя живопись почти до абстракции.
Эти абстрагированные работы вызывают острое ощущение характерной израильской среды. От работ исходит нечто очень четкое, прямое, нечто, не терпящее «красот» и сантиментов, и очень целеустремленное. Короче говоря – сухая романтика.
|
|
|||||||||||||||||||||||||||||||
|
|
||||||||||||||||||||||||||||||||
На верх|
New
website:
https://lenazaidel.com
Measurements are given in centimeters,
height × width
All the reproduction photos of Lena Zaidel's artworks in this website, are taken by Michael Amar, unless otherwise noted. |
  All rights reserved to Lena Zaidel copyright 2008-2023 |